"Вода - основа жизни" - казалось бы, эти слова звучат банально. Но сейчас, когда сотни миллионов людей на планете испытывают недостаток в чистой пресной воде и зачастую происходит это по вине человека ("зеленые" уже давно бьют тревогу из-за варварского отношения к "священному Байкалу" и не иначе как "умирающим" называют Арал), наверное, пора вспомнить об экологических традициях наших предков и роли воды в культуре человечества. Может быть, их мудрость и отношение к природе, которую они обожествляли, помогут нам предотвратить катастрофу.
Вдоль крупнейших рек зародились самые первые и самые великие цивилизации, и в самых древнейших из дошедших до нас мифов немало сюжетов связано с водой.
Вода в мировой мифологии - не просто один из первоэлементов. Многие народы мира считали, что она - "первоначально, исходное состояние всего сущего, эквивалент первобытного хаоса... В роли женского начала вода выступает как аналог материнского лона и чрева..." (Аверинцев С.С. Вода // Мифы народов мира. - М., 1991, т. 1, с. 240).
В мифологии тюрков Южной Сибири сохранился сюжет о происхождении Космоса из Хаоса, олицетворением которого является вода. Сюжет этот очень древний, возможно, что он отголосок космогонического мифа наших пращуров.
"Когда еще не было ни неба, ни земли, был один Ульгэнь (по-ойротски - Курбустан-Аакай). Он носился и как бы трепетал над безбрежным морем, распростершись, подобно нетопырю, и не имел места, где бы стать. Тут ощутил он голос внутри себя: "Алдында тут, алдында тут!" - "Впереди хватай, впереди хватай!" - и произнес эти слова, а вместе с тем, простерши руки, схватил перед собой. И вот попался ему камень, высунувшийся из воды. Он сел на этот камень, продолжая произносить: "Алдында тут, алдында тут!" - и думал, что творить и как творить. Вдруг выходит из воды Аг-эне (Белая мать) и говорит: "Что придет тебе на мысль творить, скажи только: "Этьтым, пютьтыдеп - сделал, свершилось", - так и будет, а не говори: "Эткеним, пютнеридеп - что я делал, то бы не свершилось". Сказав это, Аг-эне скрылась и более никогда никому не являлась... Ульгэнь ощутил в себе мысль и произнес: "Э! Эрь пютсин, эрь пютсин! - О! Сотвори землю, сотвори землю". И земля сотворилась. Взглянув вверх, он произнес: "Э! Тенгере пютсин! - О! Сотвори небо!" - и по его слову небо сотворилось. Так создал Ульгэнь всех "творей", утвердил землю, плавающую в море на трех великих рыбах" (Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Пространство и время. Вещный мир. - Новосибирск, 1988, с. 18).
Миф о сотворении мира есть и в надписи в честь Кюль-Тегина. Там говорится: "Когда вверху было сотворено голубое небо, а внизу бурая земля, между ними (обоими) были сотворены сыны человеческие".
Если сопоставить оба мифа, то сразу бросается в глаза, что в первом повествуется о начале мира, во втором мифе - констатация факта. Здесь речь идет уже о мире сотворенном. Надпись повествует о делах, событиях, известных всем, для кого она предназначена, поэтому не было необходимости описывать их. Но то, что и первый, и второй сюжеты по сути являются одним мифом - даже не вариантом одного мифа, а именно одним мифом, - не подлежит сомнению. В обоих случаях говорится о создании земли и неба. В обоих случаях речь идет о создании трехчастного Космоса (Верхний - Небо, Средний - Земля и Нижний - подземный, подводный миры), Космоса, сотворенного из Хаоса - водной стихии, мира, сотворенного словом, которое равно делу.
Но роль воды не ограничилась тем, что из нее были созданы миры, она продолжала соединять их. Огромное значение в мифологии народов мира принадлежит Мировой реке.
Мировая река является важным мифологическим символом, элементом сакральной топографии. Река выступает в качестве некоего "стержня" Вселенной, мирового пути, пронизывающего верхний, средний и нижний миры.
Этим мирам соответствовали истоки реки, среднее течение и устье.
Но в то же время вода связывается с первородным Хаосом, положившим начало всякой жизни. Развивая эту мысль, мифопоэтическая традиция, усматривая в воде воплощение Хаоса, увязывает с ней значение чего-то враждебного, чужого, противоположного упорядоченному Космосу. Вода - владение духов, вход в иной мир. Подводный, как и подземный мир, - это нижний ярус трехчастного Космоса. Не случайно в мифологической традиции умыть лицо было равнозначно понятию "смерть". У хакасов существует выражение: "Хакасы произошли от земли, а русские - от воды". В данном случае противопоставление земли и воды использовалось для обозначения этнических различий "свой - чужой". В.Краузе считал, что название одного из племен, вошедших в состав казахского народа - усуней, упоминаемых еще около 176 года до н.э., восходит к древнетюркскому usun - "вода, толпа, народ" (Краузе В. Тохарский язык // Тохарские языки. - М., 1959, с. 47).
О связи воды с понятием "смерть" свидетельствуют казахские былички об албасты*, который рисуется в облике козла либо лисы. Албасты стремится бросить легкие человека в воду - царство мертвых, стражем которого является старуха-людоедка (жалмауз-кемпир), в виде легких охраняющая свои владения, строго наказывая нарушения границ и покоя мертвых.

* Албасты - демонологическое существо.

Так же, как и у других народов, у казахов нижний мир связан с устьем реки. С подобным представлением, по мнению С.А.Каскабасова, связана древняя семантика казахского выражения: "Су аягы курдым" (Устье реки - пустота), которое должно быть истолковано в свете шаманистских представлений о реке как о модели мира, где устье соответствует нижнему миру - миру мертвых. Следовательно, те, кто живет у устья реки, считаются одновременно умершими и бессмертными. К устью реки, к своему предку Утнапишти в поисках бессмертия отправляется Гильгамеш. Таким образом, то, что легендарный Коркыт, спасающийся от смерти, несмотря на некоторую отсрочку, умирает на реке Сырдарье, является отзвуком древнего представления о воде как царстве мертвых, особенно о его устье и дне. Вот почему в казахских шаманских песнях-заклинаниях говорится: "У устья реки храбрый Коркыт". Иначе говоря, устье реки как мир мертвых представлялось обиталищем Коркыта. Призывая его, баксы (шаманы) произносили: "Оли десем - оли емес, тири десем - тири емес, Ата Коркыт аулие" (Сказать мертвый - не мертв он, сказать живой - не жив он, Коркыт ата святой).
В свете сказанного понятна и семантика выражения "Су аягы Курдым", встречающегося в эпосе казахов "Козы-Корпеш - Баян-сулу", где говорится о том, что на вопрос: "Где находится Сарыбай?" - Карабай, бросивший того умирать, отвечает: "Сарыбай су аягы Курдым кетти" (Сарыбай ушел к устью реки Курдым, т.е. в пустоту), иначе говоря, умер. В эпосе также говорится: "Карабай су орлен кошти" (Карабай откочевал к началу реки), и это выражение должно быть понято в свете мифологического понимания реки как модели Космоса, где ее начало - это верхний мир.
В вариантах образа мировой реки последняя течет из центра, отмеченного мировым деревом. В тюркской мифологии две модели - река и дерево - часто взаимодополняют друг друга. Так, разветвления верховьев рек обозначались термином Botag - "ветвь", "сук". Для обозначения притоков реки наряду с терминами Bot, Botag употреблялось слово Boro - "почка". Очевидно, что захоронения на дереве семантически соответствуют отправлению умершего вниз по реке.
Дерево и река нередко в казахской традиции сопутствуют друг другу: как правило, у источников, почитаемых целебными, святыми, находятся почитаемые деревья, на которые в качестве даров навешиваются тряпочки.
В то же время, говоря о том, что Дерево и Река - взаимодополняющие явления, следует обратить внимание на то, что первый символ в большей степени соотносится с вертикальной структурой мира, а второй - с горизонтальной. Реки Южной Сибири, текущие, как правило, с юга на север, понимались как пути, ведущие в иной мир. В языках южно-сибирских тюрков "прикочевать сверху" означает прикочевать с юга. Для кочевника колодцы и поймы рек становились священными. Перекочевки на летние и зимние пастбища были тесным образом связаны с балансом потребления воды, нарушение которого неизбежно приводило к стихийному бедствию. Вода становится признаком-условием существования кочевого общества.
Наши предки обожествляли реки, связывали с ними свое происхождение. Сохранился интересный миф о происхождении кимаков - народа, с которым были связаны этническими, культурными и историческими нитями средневековые кыпчаки.
Персоязычный автор середины XI века Гардизи в труде "Зайн ал-ахбар" пишет: "Происхождение кимаков таково. Начальник татар умер и оставил двоих сыновей; старший сын овладел царством, младший сын стал завидовать брату; имя младшего было Шад. Он сделал покушение на жизнь старшего брата, но неудачно; боясь за себя, он, взяв с собой рабыню-любовницу, убежал от брата и прибыл в такое место, где была большая река, много деревьев и обилие дичи; там он поставил шатер и расположился. Каждый день этот человек и рабыня вдвоем выходили на охоту, питались мясом дичи и делали себе одежду из меха соболей, белок и горностаев. После этого к ним пришли семь человек из родственников-татар: Ими, Имек, Татар, Баяндер, Кыпчак, Ланиказ и Аджлад. Эти люди пасли табуны своих господ; в тех местах, где (прежде) были табуны, не осталось пастбищ; ища травы, они пришли в ту сторону, где находился Шад. Увидев их, рабыня вышла и сказала: "Иртыш", - т.е. остановись, отсюда река получила название Иртыш. Узнав ту рабыню, все остановились и разбили шатры. Шад, вернувшись, принес с собой большую добычу с охоты и угостил их; они остались там до зимы... Когда снег растаял и земля разукрасилась, они послали одного человека в татарский лагерь, чтобы он принес известия о том племени. Тот, пришедши туда, увидел, что вся местность опустошена и лишена населения: пришел враг, ограбил и перебил весь народ. Остатки племени спустились к этому человеку с гор; он рассказал своим друзьям о положении Шада; все они направились к Иртышу. Прибыв туда, они приветствовали Шада как своего начальника и стали оказывать ему почет. Другие люди, услышав эту весть, тоже стали приходить (сюда); собралось 700 человек. Долгое время они оставались на службе у Шада; потом, когда они размножились, они рассеялись по горам и образовали семь племен - по именам названных семи человек. Все эти кимаки отличаются злым нравом, скупостью и негостеприимством. Шад однажды стоял на берегу Иртыша со своим народом; послышался голос: "Шад? Видел ли ты меня в воде?" Шад ничего не увидел, кроме волоса, плавающего на поверхности воды; он привязал лошадь, вошел в воду и схватил волос; оказалось, что это была жена его Хатун. Он спросил ее: "Как ты упала?" Она ответила: "Крокодил схватил меня с берега реки". Кимаки оказывают уважение этой реке, почитают ее, поклоняются ей и говорят: "Река - бог кимаков" (Извлечение из сочинения Гардизи "Зайн ал-ахбар". Приложение к "Отчету о поездке в Среднюю Азию с научной целью. 1893-1894 гг." Бартольд В.В. Соч. - М., 1973, т. 8, с. 43-44).
Казахстанский востоковед В.П.Юдин в статье "Исторические корни уйгурской сказки о Чин Темюр-батуре и Махтум-суле", рассматривая подобный сюжет, писал, что он связан с древними представлениями о родовой реке. По поверьям, хозяйка реки, которую можно видеть расчесывающей свои золотые или рыжие волосы над водой или плывущей на льдине, наказывает потревожившего ее тем, что уносит его душу. Обычно это происходит в том случае, когда неосторожный берет в руки гребень хозяйки реки, который становится невидимым для ее глаз. В Центральной Евразии наши далекие предки почитали воплощение рек - богинь Апи, Ардвисуру-Анахиту.
Как мы видим, в представлениях тюрков река могла быть родовой, она связывала разные миры. Местом обитания людей был средний мир - мир, который мы называем Землей, забывая о громадном значении, которое придавалось воде. И поэтому естественным кажется то, что мир, населенный людьми, назывался не просто Землей, а Землей-Водой - Жер-Су (Чир-Суу, Йер-Су). У тюрков Жер-Су стало метафорой Родины (сравни с русским "Мать сыра земля"). Сколько сказок и преданий посвящено описанию любви героя к Родине! Своей земле-воде кызыльцы (северные хакасы - тюркоязычный народ) в прошлом ежегодно приносили жертву. Почитание земли-воды известно и по памятникам рунической письменности древних тюрков. Наряду с Голубым небом и Умай они почитали "Священную землю и воду" (ыдык йер суб). Поэтому можно говорить о длительной традиции поклонения родной земле, независимо от того, как квалифицировать этот культ применительно к древнетюркскому времени: как почитание особо самостоятельного божества или манифестацию совокупности духов земли и воды. Обзор представлений, связанных с водой, был бы неполным, если не упомянуть важность ее в обрядах жизненного цикла - родильном, свадебном, похоронно-погребальном. Вода имеет огромное значение в религиозных обрядах - например, в водном крещении и в ритуалах инициации (посвящения). Объясняется это тем, что все эти обряды связаны со сменой статуса - холостой становится женатым, мальчик - воином, и вода, связывающая миры, была границей между этими статусами, ибо жизнь человека - это переход из одного мира в другой (например, из мира живых - в мир мертвых).
Переход же в иной мир требует определенного времени, связанного с утратой прежнего состояния. Эта утрата маркируется датами 7 (9), 40, 100 дней, 1 год со дня смерти, каждая из которых отмечает удаление от одного и приближение к другому миру. Иначе говоря, новорожденного, невесту, покойника обмывали и одевали, потому что эти люди меняли свой статус, то есть как бы рождались заново, но уже в новом качестве. Вспомните сказку о Коньке-Горбунке: главный ее герой, заурядный парнишка, ныряет в котел с водой и выходит из него сказочным богатырем. Здесь вода выступает в роли женского начала, как аналог материнского лона, как Первоначало и граница между мирами. Такая роль воды определила ее важность в обряде инициации, поскольку с помощью омовения происходило отделение действующего лица от его мира, от мира, к которому он принадлежал, и приобщение к другому миру или другому статусу.
Даже пересечение экватора - границы между полушариями - отмечалось у моряков веселым праздником, на котором новичков обязательно обливали водой, что опять же связано с пересечением границы между мирами - полушариями - и сменой статуса посвящаемых "салаг" в полноправные моряки. Обливание водой играло большую роль в праздниках. Как здесь не вспомнить веселье на Ивана Купалу? А вот как отмечался День Победы в одном казахском ауле: "Кто пешком, кто верхом - на лошадях, на верблюдах и даже на коровах - съезжался народ, услышав весть о победе. Вспомнив какую-то давнюю традицию, люди обливали друг друга водой в честь радостного события" (Алимжанов А. Караван идет к солнцу. Избранное в 2-х томах. Т. 1. - Алма-Ата, 1979, с. 13).
Да что там говорить о моряках или невестах, меняющих свой статус при помощи воды, - ведь и сама земля, согласно Священному Писанию, погрузилась некогда в пучины и вышла из нее обновленной! И хотя здесь с водой, как с Хаосом, возможно, связаны представления о мертвой воде, но с ней же, как с первоначалом, связывается начало жизни, и люди искали эту воду, эту живительную влагу - живую воду, и самым чистым источникам давали имена Аржан, Нарзан, веря, что они связаны с небесной водой, а саму землю обетованную и незнаемую называли Беловодье, а священную землю называли Жетису - Семиречье. Интересно, что самые чистые и прозрачные родники в тюркских языках зовутся garasu - черная вода. Изыскания профессора В.И.Абаева показали, что мы имеем дело с закономерным сочетанием. В частности, согдийское krsn - вид/внешность производит слово krsn'w - красивый. Указанные значения восходят к древнеиндийскому krsna - черный, отсюда и наименование бога Кришны. "Можно возразить, что черное/красивое семантически несовместимы. Но это не так. Вспомним, сколько слов восхищения в стихах и прозе было сказано о черных очах. С древнеиндийским krsna следует сблизить и старославянское krasa. Слова красный и черный вместе с древнеиндийским допускают общую базу ker/s/ - для обозначения цвета, что в осетинском дало "хуыз" со значением цвет/вид/образ (Уарзиати В.С. К истории этнокультурной символики алан-осетин. Культура кочевников на рубеже веков (XIX-XX, XX-XXI вв.): Проблемы генезиса и трансформации. - Алматы, 1995, с. 227).
Итак, образ воды многозначен, она - Хаос, но она и первоначало, она - граница миров, но она их и связывает, она может быть кристально чистой, но может быть и черной, оставаясь столь же прекрасной, она может быть живой, она могла быть и мертвой. В китайской философии вода - воплощение справедливости. И столь же справедливой кажется мысль - "Вода - основа жизни".

А.А.Галиев,
главный научный сотрудник
Международного центра кипчаковедения, кандидат исторических наук